Нестрашные сны - Страница 32


К оглавлению

32

— Куда вас везти?

Интересно, а если она скажет: 'к вам домой, конечно'? Отвезет?

— В интернат, — буркнула Агата, глядя в боковое стекло. Они молча доехали до интерната. Агата молча вылезла из машины. Келдыш молча уехал.

И вся любовь.

— Тут тебе опять кто-то звонил, — доложила Стефи. — Номер не определился.

Снова неизвестный абонент… А ведь номер ее телефона знают только бабушка и Келдыш! Ну еще Стефи — но они и так целыми днями и ночами вместе. Агата каждый раз честно 'алёкала' и кричала в трубку: 'перезвоните, вас не слышно'.

У Стефи, конечно, была уже наготове целая куча версий — от телефонного хулигана-маньяка до неведомого поклонника. Угу. Поклонник. У нее. Даже не смешно. Вон Келдыш ее поцеловал — во сне! — и уже шарахается, как от чумной. Даже вечером, как обычно, не перезвонил. Хотя конечно, они сегодня днем… как бы виделись. И даже целовались.

Тоже как бы.

Уф!

Агата плюхнулась на кровать, зарываясь пальцами в волосы. Еще и подергала, чтобы удостовериться, что именно сейчас она не спит. Тут уже и запутаться немудрено: сны становятся куда ярче и… привлекательнее действительности.

Телефон вновь зарычал-завибрировал, пополз по тумбочке — Агата натренированным движением поймала его на самом краю. Стефи с радостью отпихнула надоевшие учебники и села на кровати. Спросила жадно:

— Кто?! Игорь?

Так как она откровенно подслушивает их разговоры с Келдышем, Агата обычно выходит с телефоном из комнаты. Поэтому подружка убеждена, что Игорь звонит каждый вечер, чтобы пожелать своей любимой девушке приятных снов… или о чем там еще влюбленные болтают? Стефи б со смеху умерла, а, скорее всего не поверила бы, что она каждый раз просто докладывает своему куратору про дела в ИМФ. Агата, глянув на не определившийся номер, помотала головой и устало сказала в трубку:

— Алло. Говорите! Вы будете говорить?

Тишина. Шипение. Где-то играет музыка. Агата уже собралась нажать сброс, как в трубке кашлянули и хрипловато произнесли:

— Агат…

И умолкли.

— А? — она еще соображала, что это за знакомый голос такой, как в трубке заговорили вновь: — Это я. Димитров.

— Славян?! — не поверила Агата.

Стефи округлила и без того круглые глаза, прибежала поближе:

— Славка? Чего он?

— Агат, выйди, а?

— Что? Куда? Ты где сейчас?

— Тут я. На углу рядом с интернатом.

Агата машинально выглянула в окно, как будто в темноте можно было что-то увидеть. А вот он наверняка ее увидел, потому что добавил:

— Напротив ваших окон. Выйдешь?

— Да… сейчас, — растерянно пробормотала Агата и начала натягивать кроссовки.

— Че хочет-то?

— Не знаю, выйти попросил. Может, вместе сходим?

— Не-е… он же тебя только звал. Да и вообще — мне вон еще сколько учить!

Агата кинула на соседку подозрительный взгляд: та казалась смущенной. Чтобы Стефи да отказалась от встречи с парнем под предлогом учебы!

— Это, случайно, не ты ему мой телефон дала?

— Не-е-е, он же не спрашивал…

Подружка так честно хлопала глазами, что верилось с трудом. Агата уже шагнула к двери, как ее осенило: разве что…

Стефи ведь, в отличие от остальных, и в больницу, когда Димитров пришел в себя, не ходила. Тоже тогда отговорилась занятостью.

Агата сказала тихо:

— Знаешь, Стеф, а ведь это не заразно…

— Что?

— Потеря магии.

— Ты о чем? — Стефи все-таки вильнула взглядом, хотя говорила по-прежнему быстро и оживленно: — Давай по скорому, пока Валерка не пришла! Я скажу, что ты в душе.

Но Агата все равно плелась еле-еле, пытаясь объяснить себе Стефино поведение. Может, они не были с Димитровым такими уж большими друзьями? Или это просто неловкость, которую часто испытывает здоровый человек рядом с инвалидом?

Или маги просто не общаются с теми, кто свой дар потерял — сторонятся, брезгуют, считают их 'зверюшками', как сказал тот парень на дискотеке? И если такое случится с ней самой, у нее и друзей среди волшебников не останется? Но ведь тот же Келдыш, например, пытается Славяну помочь, поддержать…

Хотя из-за экзаменов и допускались послабления, выход после десяти вечера из корпуса все же не приветствовался. Агата удачно проскользнула мимо дежурного, не отрывающего взгляда от экрана телевизора: там по зеленому полю бегали человечки в форме… ни горя, ни забот, одна задача — мячик словить…

После ярко освещенного вестибюля и крыльца Агата брела в темноте парка как слепая, собирая по дороге все кочки, ямы и корни, которых днем попросту не существовало. Еще и заблудилась бы наверняка, если б не увидела впереди равномерно разгоравшийся и гаснущий огонек. Дойдя до него — и до ограды — Агата не поверила:

— Славян, ты что, куришь?!

Димитров опять затянулся, при свете сигареты стали видны его впалые щеки. Выдохнул вместе с дымом (Агата отшатнулась):

— Да… хочешь?

Она не хотела, но почему-то кивнула. Славян достал из кармана куртки смятую пачку. Агата взяла тоненькую палочку, неумело прикурила от его зажигалки через решетку ограды, неумело втянула и выдохнула дым. Сморщилась, отставив сигарету подальше от себя:

— Тебе это нравится?

— Ну… да.

Они помолчали. Агата рассматривала профиль Димитрова. В темноте Славян казался незнакомым, странно взрослым.

— Что нового? — наконец спросила Агата, потому что начинать разговор тот явно не спешил. Вообще-то она хотела спросить: 'что ты здесь делаешь'? Но это было бы уже верхом бестактности.

— Вот, прогуляться пошел. — Славян помолчал и добавил: — Родаки не знают. Они меня… стерегут.

32